Рано иль поздно
Данный сборник автора романов «Алкаш», «Люпофь», «Гуд бай, май…», «Меня любит Джулия Робертс» и других книг составили повести и рассказы, ранее опубликованные в журналах «Москва», «Российский колокол», «Южная звезда» и др. Произведения сборника разнообразны по жанрам и темам, но их объединяет одно – написано увлекательно.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Рано иль поздно предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
ЛУЧИК СОЛНЦА В ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ
Я не сразу понимаю, почему моё внимание привлёк отрывной календарь, почему я уже с минуту читаю — 13 октября — и мучительно думаю, что это за число, что с ним связано. Такие провалы в памяти последнее время беспокоят меня. Я каждый раз пугаюсь, сам себя обманываю: дескать, мне и не надо вспоминать, и совсем мне это не нужно вспоминать, но тем сильнее напрягается голова — до боли, до покалывания в глазах. Пытается вспомнить и не может. Это — старость.
А сейчас я вспоминаю: 13 октября? Так ведь сегодня ровно год, как я на пенсии!
Я опускаюсь в кресло, вдруг почувствовав усталость, рассматриваю свои руки: костяшки пальцев обтянуты синеватой кожей; смотрю на ноги в домашних брюках из пижамной материи и стоптанных шлёпанцах; провожу по остаткам волос на голове: я знаю, они — седы… Неужели это я? Ох-хо-хох!
У меня нет привычки разговаривать с самим собой (правда, я беседовал частенько с котом, но он уже неделя, как пропал куда-то), поэтому я только вздыхаю и начинаю суетиться. Подумалось, что надо как-нибудь отметить это событие — всё-таки годовщина. Непременно нужно выделить этот день из вереницы мокрых осенних дней.
Но что это? Я понимаю, что мне не хочется делать то, что я делаю. Мне не хочется… Я бы лучше полежал. Действительно, какой же праздник одному?
Я выключаю газ и, не убрав со стола (опять Вера будет ворчать), иду в свою комнату и ложусь на диван. Мне плохо. Нет, вроде нигде не болит, не ломит, — просто мне плохо. Одиноко. С тех пор, как уехали они. Они — это: Александра, моя дочь, её муж и внучек Игорёк.
— На пенсию папа выйдешь, так к нам и приезжай… Потом письмо прислали: «Квартиру пока нам дали двухкомнатную. Теснота. Ты, папулечка, повремени, расширимся и вызовем тебя…»
Да-а-а… Теперь вот Игорюшка один почти и пишет. Где же письмецо-то последнее? Я с трудом встаю, шарю за книгами и достаю конверт-авиа.
«Здраствуй дедушка. Я обизательно приеду летом, как только каникулы начнутся! Или лутше дидуля ты приезжай сюда у тебя же время много. Я очинь па тебе саскучился патому что люблю тебя милый дидуля! Мы будим ходить стобой в тиатр и ты мне поможеш по рускому языку а то двойку опят севодня палучил. У нас очинь хорошо и мама с папой привет тебе сказали написать! Только не болей дидуля а лутше приежай!
Твой внук Игор Востриков ученик 3 “а” класса».
Ну вот, опять слеза капнула, слабый какой я стал. Я выключаю приёмник и долго лежу, почти ни о чём не думая. Так, отрывки какие-то мелькают в голове: из молодости, жена неожиданно вспомнилась, Александра маленькой…
В комнате уже полумрак. За стеклом монотонно шуршит дождь и тренькает по карнизу. Нудная осенняя погодка уже третий день. В такие вечера особенно тяжело, острее чувствуется одиночество. Кажется, я один не только в комнате, но и во всём доме, во всём городе… А вдруг мне станет плохо? Вдруг я начну умирать.
Меня пугают эти мысли, я стараюсь их отогнать, успокоиться и сам перед собой делаю вид, что засыпаю.
Мою полудрёму нарушил осторожный стук в дверь. Я хочу соскочить с дивана, спрыгнуть навстречу моему спасителю, кто бы он ни был, но получается не так быстро.
Наконец, я нашариваю тапки (стук ни на минуту не прерывается), включаю свет и отпираю дверь.
На пороге стоит молодая особа неполных трёх лет — моя соседка Ирочка и выжидающе смотрит на меня. (Веру Петровну с Ирочкой подселили ко мне полгода назад, и, как ни странно, с дочкой я быстрее нашёл общий язык, чем с матерью.) Ирочка смотрит на выражение моего лица и, верно решив, что я не буду препятствовать её вторжению, она, что-то лопоча, отталкивает меня в колено и устремляется в комнату.
Ирочка — презабавнейшее существо. Она в таком возрасте, что уже всё почти понимает, а язык ещё — увы. У меня всё ещё колотится сердце, я улыбаюсь.
— Ирочка, ноги вытирать! — и я показываю ей на половичок.
Ирочка с обиженным выражением на мордашке возвращается (ведь не дал дед до зеркала дойти!), лепечет: «Оги тирать. » — и исполняет на половике что-то подобие современного танца, причём только правым сапожком.
— Вот-вот, теперь зайди и дверь закрой.
Она налегает на дверь обеими руками, всей тяжестью своего тельца и, не рассчитав силы, плюхается на пол. Я нарочно молчу. Минуту-две Ирочка лежит неподвижно, решая отнюдь не праздный вопрос: заплакать или подождать? Мамы близко нет? Дед вообще, может, внимания не обращает… Нет, не стоит.
Потом я учу её разговаривать.
— Ирочка, вот это тётя, — показываю я картинку.
— Тётя! — бойко отвечает ученица.
— Нет, Ира, фото-ап-па-рат…
Ладно, «лёполят» спрячем, чтоб не мучиться. Я сажусь на диван и прошу гостью:
— Иринка, принеси-ка мне сигарету и спички.
Ирочка подходит к столу, цепляется за край, встаёт на цыпочки, и глаза её оказываются как раз вровень с крышкой. Долго она рассматривает, что на столе лежит, и приносит мне авторучку и спички. Стало быть, спички мы уже запомнили хорошо.
— Ну что, Ирочка, в прятки хочешь играть?
— Хоцю! — кивает она кудряшками.
— Тогда выйди, а я спрячусь и потом позову тебя, хорошо?
Я вывожу Иру из комнаты и, укрывшись за шторой, кричу её. В эти минуты я забываю, что мне — 66, что я седой одинокий старик. Сейчас я чувствую себя чуть постарше Ирочки, может, годка на три, не больше.
Ира забегает и сразу устремляется к столу — запомнила, что дед в прошлый раз там прятался. Мне видно, как она заглядывает под стол. Заходит с другой стороны и снова сгибается. Встаёт на четвереньки и ползёт вокруг стола, пока не упирается в стенку головой.
— Нетю! Нетю?! — недоуменно шепчет она.
Она отдёргивает штору и заливается счастливым смехом.
Я смеюсь ещё громче — с дребезжанием, с присвистом, пока не закашливаюсь. Ирочка ждёт.
— Ну-ка, Ирочка, ещё разок.
Она выходит, а я прячусь за дверью и кричу её. Пока Ира вбегает и бежит к шторе, я успеваю выскочить в коридор и в щёлку наблюдаю. Тщательно обследованы пространства под столом, под кроватью, за занавесью…
— Нетю деда! Деда нетю!? — всё громче и громче сообщает она и бежит с этой вестью к матери (я успеваю проскользнуть на кухню).
Мне слышно, как Вера Петровна отмахивается от Иры, как она ворчит: «Вот разыгрались! Скоро спать, Ира!» Но Ирочка поглощена поисками. Она бежит обратно в мою комнату и видит меня, спокойно лежащим на диване. Она широко открывает глазёнки, беззвучно шевелит губками и, наконец, на весь дом кричит:
Мы играем, играем, играем, забыв про время. Я страшусь минуты, когда девочка уйдёт.
Нас замораживает голос Веры Петровны:
— Алексей Захарович, сколько раз вам говорить, что перед сном ребёнку дурить вредно! Она же кричит потом по ночам! Хм, не понимаю, вроде старый человек. Ира, домой!
Я виновато молчу. Личико Ирины сморщивается, она сопротивляется, плачет, с взвизгиваниями, с переливами, с потоком слёз, топает ножкой, но мать насильно тащит её из комнаты, напоследок бросив мне:
— Вот видите, до чего довели!
Вера Петровна меня ненавидит. Она собирается снова выйти замуж и ей нужна моя комната. Я понимаю её и не осуждаю: ей — жить. Меня просто удивляет эта ненависть к чужому, в сущности, человеку. Мне грустно от этого.
Я постилаю на диване, ложусь и, как всегда, долго не могу уснуть. Дождь не перестаёт. Я вслушиваюсь в его бормотание, шелест, вглядываюсь в темноту и думаю. Опять о жене, той семье… Думаю о Вере Петровне, и мне её жаль… Я вспоминаю Ирочку, её ужимки, лепет, солнечные её кудряшки, улыбаюсь и неожиданно думаю:
«Почему у меня всего одна дочь. Почему всего один внук. Зачем они далеко. »
А если б Ирочка была моей внучкой? Я долго, во всех подробностях представляю себе, как бы росла она у меня на глазах… Я бы помогал ей по русскому языку, когда она пойдёт в школу… Впрочем нет, она будет у меня отличницей. А на выпускной вечер мы сошьём ей розовое платье…
Дождь за окном постепенно смолкает. Может, я уже уснул?
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Наседкин Николай Николаевич
Книга «Рано иль поздно»
Оглавление
ЛУЧИК СОЛНЦА В ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ Рассказ
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
ЛУЧИК СОЛНЦА В ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ Рассказ
Я не сразу понимаю, почему моё внимание привлёк отрывной календарь, почему я уже с минуту читаю — 13 октября — и мучительно думаю, что это за число, что с ним связано. Такие провалы в памяти последнее время беспокоят меня. Я каждый раз пугаюсь, сам себя обманываю: дескать, мне и не надо вспоминать, и совсем мне это не нужно вспоминать, но тем сильнее напрягается голова — до боли, до покалывания в глазах. Пытается вспомнить и не может. Это — старость.
А сейчас я вспоминаю: 13 октября? Так ведь сегодня ровно год, как я на пенсии!
Я опускаюсь в кресло, вдруг почувствовав усталость, рассматриваю свои руки: костяшки пальцев обтянуты синеватой кожей; смотрю на ноги в домашних брюках из пижамной материи и стоптанных шлёпанцах; провожу по остаткам волос на голове: я знаю, они — седы… Неужели это я? Ох-хо-хох!
У меня нет привычки разговаривать с самим собой (правда, я беседовал частенько с котом, но он уже неделя, как пропал куда-то), поэтому я только вздыхаю и начинаю суетиться. Подумалось, что надо как-нибудь отметить это событие — всё-таки годовщина. Непременно нужно выделить этот день из вереницы мокрых осенних дней.
Но что это? Я понимаю, что мне не хочется делать то, что я делаю. Мне не хочется… Я бы лучше полежал. Действительно, какой же праздник одному?
— На пенсию папа выйдешь, так к нам и приезжай… Потом письмо прислали: «Квартиру пока нам дали двухкомнатную. Теснота. Ты, папулечка, повремени, расширимся и вызовем тебя…»
Да-а-а… Теперь вот Игорюшка один почти и пишет. Где же письмецо-то последнее? Я с трудом встаю, шарю за книгами и достаю конверт-авиа.
«Здраствуй дедушка. Я обизательно приеду летом, как только каникулы начнутся! Или лутше дидуля ты приезжай сюда у тебя же время много. Я очинь па тебе саскучился патому что люблю тебя милый дидуля! Мы будим ходить стобой в тиатр и ты мне поможеш по рускому языку а то двойку опят севодня палучил. У нас очинь хорошо и мама с папой привет тебе сказали написать! Только не болей дидуля а лутше приежай!
Твой внук Игор Востриков ученик 3 “а” класса».
Ну вот, опять слеза капнула, слабый какой я стал. Я выключаю приёмник и долго лежу, почти ни о чём не думая. Так, отрывки какие-то мелькают в голове: из молодости, жена неожиданно вспомнилась, Александра маленькой…
В комнате уже полумрак. За стеклом монотонно шуршит дождь и тренькает по карнизу. Нудная осенняя погодка уже третий день. В такие вечера особенно тяжело, острее чувствуется одиночество. Кажется, я один не только в комнате, но и во всём доме, во всём городе… А вдруг мне станет плохо? Вдруг я начну умирать.
Меня пугают эти мысли, я стараюсь их отогнать, успокоиться и сам перед собой делаю вид, что засыпаю.
Мою полудрёму нарушил осторожный стук в дверь. Я хочу соскочить с дивана, спрыгнуть навстречу моему спасителю, кто бы он ни был, но получается не так быстро.
Наконец, я нашариваю тапки (стук ни на минуту не прерывается), включаю свет и отпираю дверь.
На пороге стоит молодая особа неполных трёх лет — моя соседка Ирочка и выжидающе смотрит на меня. (Веру Петровну с Ирочкой подселили ко мне полгода назад, и, как ни странно, с дочкой я быстрее нашёл общий язык, чем с матерью.) Ирочка смотрит на выражение моего лица и, верно решив, что я не буду препятствовать её вторжению, она, что-то лопоча, отталкивает меня в колено и устремляется в комнату.
Ирочка — презабавнейшее существо. Она в таком возрасте, что уже всё почти понимает, а язык ещё — увы. У меня всё ещё колотится сердце, я улыбаюсь.
— Ирочка, ноги вытирать! — и я показываю ей на половичок.
Ирочка с обиженным выражением на мордашке возвращается (ведь не дал дед до зеркала дойти!), лепечет: «Оги тирать. » — и исполняет на половике что-то подобие современного танца, причём только правым сапожком.
— Вот-вот, теперь зайди и дверь закрой.
Она налегает на дверь обеими руками, всей тяжестью своего тельца и, не рассчитав силы, плюхается на пол. Я нарочно молчу. Минуту-две Ирочка лежит неподвижно, решая отнюдь не праздный вопрос: заплакать или подождать? Мамы близко нет? Дед вообще, может, внимания не обращает… Нет, не стоит.
Потом я учу её разговаривать.
— Ирочка, вот это тётя, — показываю я картинку.
— Тётя! — бойко отвечает ученица.
— Нет, Ира, фото-ап-па-рат…
Ладно, «лёполят» спрячем, чтоб не мучиться. Я сажусь на диван и прошу гостью:
— Иринка, принеси-ка мне сигарету и спички.
Ирочка подходит к столу, цепляется за край, встаёт на цыпочки, и глаза её оказываются как раз вровень с крышкой. Долго она рассматривает, что на столе лежит, и приносит мне авторучку и спички. Стало быть, спички мы уже запомнили хорошо.
— Ну что, Ирочка, в прятки хочешь играть?
— Хоцю! — кивает она кудряшками.
— Тогда выйди, а я спрячусь и потом позову тебя, хорошо?
Я вывожу Иру из комнаты и, укрывшись за шторой, кричу её. В эти минуты я забываю, что мне — 66, что я седой одинокий старик. Сейчас я чувствую себя чуть постарше Ирочки, может, годка на три, не больше.
Ира забегает и сразу устремляется к столу — запомнила, что дед в прошлый раз там прятался. Мне видно, как она заглядывает под стол. Заходит с другой стороны и снова сгибается. Встаёт на четвереньки и ползёт вокруг стола, пока не упирается в стенку головой.
— Нетю! Нетю?! — недоуменно шепчет она.
Она отдёргивает штору и заливается счастливым смехом.
Я смеюсь ещё громче — с дребезжанием, с присвистом, пока не закашливаюсь. Ирочка ждёт.
— Ну-ка, Ирочка, ещё разок.
Она выходит, а я прячусь за дверью и кричу её. Пока Ира вбегает и бежит к шторе, я успеваю выскочить в коридор и в щёлку наблюдаю. Тщательно обследованы пространства под столом, под кроватью, за занавесью…
— Нетю деда! Деда нетю!? — всё громче и громче сообщает она и бежит с этой вестью к матери (я успеваю проскользнуть на кухню).
Мне слышно, как Вера Петровна отмахивается от Иры, как она ворчит: «Вот разыгрались! Скоро спать, Ира!» Но Ирочка поглощена поисками. Она бежит обратно в мою комнату и видит меня, спокойно лежащим на диване. Она широко открывает глазёнки, беззвучно шевелит губками и, наконец, на весь дом кричит:
Мы играем, играем, играем, забыв про время. Я страшусь минуты, когда девочка уйдёт.
Нас замораживает голос Веры Петровны:
— Алексей Захарович, сколько раз вам говорить, что перед сном ребёнку дурить вредно! Она же кричит потом по ночам! Хм, не понимаю, вроде старый человек. Ира, домой!
Я виновато молчу. Личико Ирины сморщивается, она сопротивляется, плачет, с взвизгиваниями, с переливами, с потоком слёз, топает ножкой, но мать насильно тащит её из комнаты, напоследок бросив мне:
— Вот видите, до чего довели!
Вера Петровна меня ненавидит. Она собирается снова выйти замуж и ей нужна моя комната. Я понимаю её и не осуждаю: ей — жить. Меня просто удивляет эта ненависть к чужому, в сущности, человеку. Мне грустно от этого.
Я постилаю на диване, ложусь и, как всегда, долго не могу уснуть. Дождь не перестаёт. Я вслушиваюсь в его бормотание, шелест, вглядываюсь в темноту и думаю. Опять о жене, той семье… Думаю о Вере Петровне, и мне её жаль… Я вспоминаю Ирочку, её ужимки, лепет, солнечные её кудряшки, улыбаюсь и неожиданно думаю:
«Почему у меня всего одна дочь. Почему всего один внук. Зачем они далеко. »
А если б Ирочка была моей внучкой? Я долго, во всех подробностях представляю себе, как бы росла она у меня на глазах… Я бы помогал ей по русскому языку, когда она пойдёт в школу… Впрочем нет, она будет у меня отличницей. А на выпускной вечер мы сошьём ей розовое платье…
Дождь за окном постепенно смолкает. Может, я уже уснул?
Стихи об осени. Цикл стихотворений
Еще прозрачен воздух без дождей,
И в золотых лучах сады и парки,
Но нить времен прядут седые парки,
И желтый лист мерцает средь ветвей.
Так, не спеша, осенняя пора
Приход свой обозначила не явный,
В сентябрь август переходит плавно,
Смещая в осень лета вектора.
Цветочный мир поблекнул и притих,
Все меньше красок, ноток многозвучных,
Все чаще в небе проплывают тучи,
И в мой блокнот стремится грустный стих.
РАСКРАСИТ ОСЕНЬ КАПЕЛЬ ПЕРЛАМУТРОМ.
И будет осень, будут снова листья
В ладони падать серебристых луж…
И, словно сеть, над городом повиснет-
Унылый дождь, покой, украв у душ.
И будет грустно и немного сладко,
От погруженья в новые мечты,
Я лист рябины положу закладкой
На ту страницу, где означен ты.
Вполне осенние деньки –
Такая морось, сырость, серость,
А мне тепла бы так хотелось,
Законам жизни вопреки.
Всему есть срок и свой предел,
Отмерят парки нить судьбы,
И бесполезны все мольбы,
И все не так, как ты хотел.
И не успеешь оглянуться,
Уж осень жизни за окном,
Тебя накроет вечным сном,
Что не успеешь встрепенуться.
ВОСХОДИТ ОСЕНЬ ПЛАВНО НА ПОРОГ
Восходит осень плавно на порог,
Ее прекрасно в позолоте платье,
Ее нежны прохладные объятья,
Из листьев восхитителен венок.
Она садится молча у окна
И сочиняет трепетные строки,
Она мудра без фальши, без мороки,
Не одинока, но всегда одна.
Я так люблю ее прекрасный лик,
Я так люблю ее волшебный шёпот,
Дождя ее чуть приглушенный топот,
И птиц прощальный и надрывный крик.
Все в ней понятно, близко и знакомо,
Но удивительно своею простотой,
Вселяет в душу радость и покой
Своей блаженною и сладкою истомой.
ВОЗДУХ ПАХНЕТ ОСЕННИМИ ЛИСТЬЯМИ
Воздух пахнет осенними листьями
Вперемешку с озоном дождя.
Ночи медленны, дни стали быстрыми.
И тоскливее день ото дня.
Солнце слабое светит устало,
Наступает пора отдохнуть.
Сумрак стелет свое покрывало.
Журавли отправляются в путь.
Погрустим, помечтаем немного.
Под напевы осенних ветров
Мы о летних, веселых дорогах,
О дыханье морских берегов.
Воздух пахнет осенними листьями
Вперемешку с озоном дождя.
Ночи медленны, дни стали быстрыми.
И тоскливее день ото дня.
В ОСЕННЕЙ КОЛЫБЕЛИ
В осенней колыбели спится сладко
Под песни листьев, всполохи дождя.
А за окном кленовая лампадка
В ночи мерцает чуть чадя.
Цикличность осени, зимы, весны и лета
Лишь повод побродить по жизни кругу.
Вкусить чуть темноты, а больше света
И птицей с севера всегда стремиться к югу.
ОСЕЯННАЯ НЕБОМ МНОГОЦВЕТНАЯ ОСЕНЬ
Под сенью осени, набухших облаков
Рождаются мотивы и стихи.
Покапал редкий дождь и был таков –
Непостоянство льющейся стихии.
Бреду вдоль опустевших я кофеен,
Холодный ветер жалит, но бодрит.
О, сколько осень нам стихов навеет
И сколько в сердце чувств набередит.
Звенит осенняя струна надрывной нотой,
И навевает удивительную грусть,
На осень так похожа наша Русь,
Березка белая вся в листьев позолоте.
А птичий клин, что в небе, словно крест,
Летит в далекую заоблачную высь,
Строкой стиха в блокнот ложится мысль-
То осени и неба добрый жест.
И я ловлю подарки с высоты,
И упиваюсь музыкой осенней,
Дающей в увяданье воскресенье,
Волшебный мир добра и красоты.
Графика птичья на небе осеннем
Графика птичья на небе осеннем,
Что улетают в далёкие страны,
Мир весь окутан дождливою сенью.
Сменят дожди голубые туманы.
Станут горячими наши напитки,
Станут теплее дома и одежды,
Головы спрячем, подобно улиткам,
В душах лелея любовь и надежды.
Ну, а пока золотое свеченье.
Листьев и редкого солнца на небе,
Осень прекрасна в любом облаченье,
Нас увлекает в волшебную небыль.
——————————————-
Последний жар свой раздает
Последний жар свой раздает
Осенняя пора.
И было лето и жара.
И солнца сладкий мёд.
Но нынче осень на дворе,
Всё охра да краплак,
И лужиц лёгкий, хрупкий лак,
Вольготно в октябре.
Тепло иссякнет в ноябре.
И золото сойдёт.
Зима Явится в серебре.
И свой расстелет лёд.
И будет грустно и светло.
Снег сыпать за окном,
И нас разделит с ним стекло.
И жизнь предстанет сном.
Всё тише птичьи голоса
Всё тише птичьи голоса,
И всё охристее леса,
И всё синее небеса.
И всё грустнее сад.
На небе грусти полоса,
Под небом осени краса,
И золотые паруса.
Нам дарит листопад.
ГРУСТНАЯ ПЕСНЯ В НОЯБРЕ
Ах, эти серые мазки
Повсюду на домах, на тучах,
И ощущение тоски …
И взгляд с небес колючий.
Кто смотрит так недОбро в вышине,
Не верится, что это божий взгляд,
Но нет ответа в этой тишине,
И облака молчание хранят.
Ах, эти серые мазки
Повсюду на домах, на тучах,
И ощущение тоски …
И взгляд с небес колючий.
Так неуютно сердцу в ноябре,
Ни снега, ни лучей на небосводе,
Как будто в шторм плывешь на корабле
И ждешь с тоской крушения, исхода.
Ах, эти серые мазки
Повсюду на домах, на тучах,
И ощущение тоски …
И взгляд с небес колючий.
Спи мой мальчик, ангел, мой малыш,
Птиц уже не слышно на рассвете,
По утрам такая нынче тишь,
И мечты о солнце и о лете.
ОСЕННИЙ ПРЯНЫЙ ВЕТЕР ПОУТРУ
Осенний пряный ветер поутру,
Дымок костра и запах хризантемы,
И снова мыслей кропотливый труд,
В стихах печали трепетная тема.
В зеркальных лужах темный силуэт,
Появится и сгинет в одночасье,
Но листопада легкий пирует –
Нас радует как маленькое счастье.
Из этих светлых, сказочных минут,
Уходим мы, мечтая о прошедшем,
Сжигая нас, фатально дни бегут
В привычном ритме жизни сумасшедшей.
В октябрь вхожу и в позолоте листьев
Деревья мне протягивают ветви,
И парк и пруд так живописен,
И столь же живописны церкви.
Мир так прекрасен в золоте осеннем,
И воздух напоен дыханием земли,
Мы воспеваем осень с упоеньем,
Нам вторят в небе журавли.
ПОСЛЕДНИЕ ОСЕННИЕ ДЕНЬКИ
Последние осенние деньки.
И листьев золотые огоньки
Еще блестят в поблекших кронах,
Бледна трава на прибранных газонах,
И мысли грустные все чаще посещают,
И зиму теплую прогнозы предвещают,
Но как-то слишком холодно в душе,
На зрелости последнем вираже.
В ДОЖДЛИВОЙ ПАУТИНЕ.
В дождливой паутине дремлет город,
Покрылся перламутром небосвод,
Все ощутимей вечерами холод,
И листьев разноцветный хоровод.
Но столько мыслей, столько озарений
Являются в тоскливости осенней,
И столько новых строк стихотворений,
Дождя мелодий, ветра песнопений.
Лишь собирай ее дары и внемли,
Как красота спускается на землю!
Город дремлет в коконе тумана,
От дождя промокшие дороги,
Это осень снова на пороге,
Это с неба льется ее манна.
Пусть дожди, но осень так желанна…
Золотыми шапками листвы,
И рябинок алые костры
Будоражат мысли неустанно.
И стихи ложатся в мой блокнот…
Самые удачные из строчек,
Это осень, это ее почерк,
Это песня из душевных нот.
В этой осени золота мало,
В этой осени хмурые дни,
По аллее иду я устало,
Загорелись уже фонари.
Вечереет – темно, неуютно,
Тьма вползает мне в душу змеей,
А листва одеялом лоскутным
Нависает над стылой землей.
Бабье лето о нас позабыло,
Нет красивых и солнечных дней,
Где ты бродишь, дневное светило?
Мы устали от долгих дождей.
Раствори ты тоску и усталость,
Обогрей наши души теплом,
До зимы ведь немного осталось….
Помаши золотистым крылом.
Прозрачен день. Не ярок солнца луч.
Скользит по листьям, по сырым дорожкам,
Сидят и мерзнут голуби и кошки,
Осенний воздух, как ликер, тягуч.
Уже прохладой веет от земли,
И мерзнут руки, но душа пылает,
Она такие тайны открывает…
О жизни, о вселенной, о любви.
То ли кнут, то ли пряник –
Алгоритм бытия,
Запах осени пряный,
В листьях желтых земля.
Будет мрак, будет холод,
Но просвет теплых дней
Пусть он будет недолог,
К нам придет без дождей.
Золотую отраду
Бабьим летом зовут…
По осеннему саду…
Листьев лодки плывут.
К нам в ладони причалят,
В душах свет воскресят,
Гимн любви и печали…
В строках провозгласят.
Мир в обрамлении окна,
Где дождь идет, и хмарь и слякоть,
С дождем мне хочется заплакать,
Ведь жизнь страданьями полна.
Так мало в ней веселых дней,
Но так задумано Всевышним,
И каждый человек не лишний,
Как лист осенний средь ветвей.
Но вот осенняя прохлада…
И лист отправится в полет,
Вот так и наша жизнь идет,
Под мерный шорох листопада.
Из лета я перелетаю в осень,
Полет Венеция-Москва,
А там Сан Марко, острова.
Здесь дождь упрям и так несносен,
Но будем жить… и в этой хмари
Искать приятные черты,
Глядеть на реку и мосты,
Из листьев собирать гербарий.
Стихи писать, и тем спасаться,
И солнца ждать, и ждать тепла,
И из муранского стекла
В прекрасных бусах отражаться.
Пахнет хризантемами в саду,
Это осень. Это ее запах,
Я по саду медленно бреду
По дорожкам в золотых заплатах.
Не сорву сегодня хризантем,
Пусть цветут игольчатые звезды,
Мне не грустно осенью совсем,
Не тревожат ни мечты, ни грезы.
Я сегодня соберу букет
Из стихов, И этим буду рада,
Жизнь уходит, блекнет ее цвет.
А стихи – осенняя награда.
Город дремлет в коконе тумана,
От дождя промокшие дороги,
Это осень снова на пороге,
Это с неба льется ее манна.
Пусть дожди, но осень так желанна…
Золотыми шапками листвы,
И рябинок алые костры
Будоражат мысли неустанно.
И стихи ложатся в мой блокнот…
Самые удачные из строчек,
Это осень, это ее почерк,
Это песня из душевных нот.
Вот и снова осень. Я хандрю
Вот и снова осень. Я хандрю.
Не хватает мне тепла и света.
Поутру румяного рассвета.
Лето я всегда боготворю.
Всюду осень. Серые тона.
Серые деревья. Листья долу.
Вспоминаю море. Баркаролу.
И цветов любимых имена.
Бугенвилий алых кружева.
Бругмансии золотые свечи.
Пассифлоры необычный венчик.
А над ними неба синева.
Вот и снова осень. Я хандрю.
Не хватает мне морского бриза.
И плыву, как челн, по ноябрю.
Цвет его моей душе не близок.
Берёт ноябрь в руки флажолет
Берёт ноябрь в руки флажолет
И извлекает траурные звуки,
И вечер погружает в фиолет.
И стынет сердце, замерзают руки,
Когда уходит осень за предел,
Мир делая бесцветным, монохромным,
Мне кажется, что жизнь тут не у дел,
И не найти в нём уголков укромных.
И с нетерпеньем начинаешь ждать,
Чтоб в этот мир зима скорей явилась,
Не хочется душою умирать,
А хочется, чтобы она искрилась.
Как белый снег летящий на свету,
Блистающий мильонами снежинок,
И заполняющий на сердце пустоту,
Из слез творящий серебро пушинок.
Приди ж, зима, и засияй, земля,
Волшебным светом белизны и чуда!
Свои поставь повсюду вензеля.
И снегирей на ветви красногрудых!
Последнее золото я соберу
Последнее золото я соберу
Осеннего зыбкого царства.
Не радостно нынче на пышном пиру,
Устала душа от мытарства.
И ей не найти ни оплот, ни приют.
Устроена — быть не спокойной.
Дожди, как и годы, печали прольют,
Чтоб встретить морозы достойно.
И день нынче ясен, в миноре душа,
Но ветер уже за плечами,
И воздухом свежим приятно дышать,
Любуясь деревьев свечами.
А завтра придёт, поднебесный полёт
Приблизит меня к идеалу.
Где солнце и небо в единстве живёт,
Где зори так трепетно алы.
Где синее море волнами шуршит,
Песчинки, считая как миги,
Где вечность обряд свой волшебный вершит,
Сметая стальные вериги.
